Отличие русалок от классических и романских сирен. Предание о Мелюзине и сказки о женах-змеях. Единство природы русалки. Русалки — утопленницы. Русалки — некрещеные дети, их загробное существование и наружность.
По материалам печатных изданий 1899г.
Изучая рассказы и поверья о малорусских русалках, необходимо отделить от них классические и романские предания о сходных женских существах — сиренах: полуженщинах-полурыбах, привлекавших и губивших путников очаровательным пением, так как эти поверья отразились на Украине весьма слабо, только в замечании, что песни слагают морские люди. Кроме этого краткого указания, не существует ни в этнографических сборниках, ни, по-видимому, в устах народа ни одной сказки, в которой встречалось бы существо со всеми перечисленными особенностями сирен, взятыми вместе, а встречаются лишь изредка некоторые отдельные их признаки. Например, в одной сказке, записанной в Лубенском уезде, девица, заточенная в стену, покрыта рыбьей чешуей, что составляет особенность сирен. Но этим наружным признаком и оканчивается сходство заточенной девицы с сиреной. Так и британская сирена, белая, с золотистыми волосами и рыбьим хвостом, напоминает малорусских русалок разве своим детским возрастом и больше ничем.
Почти то же следует сказать о романе французской феи Мелюзины, полуженщины-полузмеи, вышедшей замуж за графа Раймунда де Пуатье, давшей ему десять сыновей, но исчезнувшей по обнаружении двойственности ее природы; рассказ этот через Германию и земли западных славян прошел в Правобережную Украину и отразился здесь только в названии мелюзинами певиц — полуженщин-полурыб.
Но если роман о Мелюзине не имеет ничего общего с поверьями о русалках, то по своему основному мотиву он представляет некоторое сходство со сказками о девице и жене — змеях, являющихся, как и Мелюзина, до поры до времени, т. Е. До указания на их змеиную природу, существами благодетельными. Так, в сказке, некогда записанной в Лубенском уезде, вокруг шеи сонного мальчика обвилась змея, превратившаяся в царевну из окаменелого царства. Она помогала потом всю жизнь своему любимцу, между прочим подарив рубашку из змеиной силы. Более подробный и лучший вариант этой сказки приведен у Чубинского. В сборнике же Афанасьева «Русские народные сказки» змея-девица входит лишь эпизодически в две сказки о волшебном кольце. В первом варианте девица, окруженная огнем и спасенная крестьянином, обращается в змею, во втором наоборот — змея на костре после спасения обращается в девицу.
Еще ближе к главному мотиву преданий о Мелюзине другая сказка, также записанная в Лубенском уезде. В ней парень поджег копну, где скрывалась змея. Змея, вылезши, обратилась в девицу, вышла замуж за парня и жила с ним до тех пор, пока он не назвал ее гадиной. С этой минуты она удаляется навсегда, дети обращаютcя: сын в соловья, дочь в жабу. Первая половина сказки у Чубинского такая же: змея обращается под венцом в женщину, живет с мужем и удаляется от него навсегда после упоминания о ее змеиной природе.
Таким образом, русалки отличаются от всех перечисленных фантастических существ тем, что в природе их нет ничего двойственного. Они, по Соловьеву, Афанасьеву и Кавелину,— души умерших молодых женщин, девиц и детей. Русалки — утонувшие девицы или девицы, умершие на Зеленых праздниках. Русалки, девушки и женщины-утопленницы делаются женами водяных. По белорусским поверьям, русалки — также утопленницы-женщины; они щекочут людей, поймавшись, служат человеку до года и выполняют разные работы; питаются паром. Но такое представление о русалках как о взрослых девушках и женщинах, встречается только в искусственной поэзии, в литературе и живописи; народу же, по крайней мере в Центральной Малороссии, оно совершенно чуждо. Здесь нет никаких сказок, песен, поверий или обрядов о таких русалках. Народ знает только русалок — детей. Они мертворожденные, приспанные матерями, вообще некрещеные дети. К русалкам принадлежат и дети, убитые матерями при рождении. По поверьям Подольской губернии, потерча или потороча, превращается только по прошествии семи лет в русалку -мавку, или малку. Пребывание русалок за гробом изображается народом в таких красках: «Русавкам на тим свити темно. Ии душечка так лита, як птиця по дереву, ий прыстановыща нема. И плачеться вона на свою матир, шо маты ии не зберегла. У четвер на клечальних святках Бог избира до миста, тоди им трошки выдненъко, а то им усе темно».
Таким образом, русалки появляются на свет только на Зеленых святках, что подтверждается и печатными материалами. Неделя до Троицына дня называлась в России XII в. Русальною. Русалки могут являться на свет только в день св. Духа и Троицын. Девки и женщины запасаются зорей или любистком, чтобы их не защекотали русалки. «Русальчын, Мавский велыкденъ» бывает в четверг на Зеленой неделе. В этот день не работают, чтобы не обидеть русалок, и всю неделю не купаются в одиночку. На «Русальчин велыкдень» женщины, терявшие некрещеных детей, собирают детей с околотка или каких попадется и угощают их варениками, паляницами, пирожками, бубликами. На Русальной неделе в Белоруссии девки, качаясь на ветвях, зазывают русалок. Детей не пускают купаться. «Русальчын велыкдень» называют еще «сухый четвер, так як тоди тилько росавкы просыхають, а то усе им мокро».
В эти только дни и можно сделать наблюдения над управлением русалками, местами их пребывания, наружностью, их превращениями. Управляет русалками особая старшая, или игуменья, а по другим поверьям — дид, или святой. Под таким надзором или и без него русалки пасутся, как гуси, на островах, болотах, полях и лесах.
Они встречаются в копцах, но не могут переходить меж. Чаще всего они бывают у воды: здесь они купаются, бегают, кричат, как кошки. Любят больше стоячую воду и мелкие, небыстрые речки, «шоб не занесла вода». Русалки представляются смеющимися, хлопающими в ладоши детьми, кричащими: «Гуп! а де вы?», а также поющими. Тело у них голубоватое, синеватое или темное. «Голи скризь, з осокы косы». Часто одеты в красном. Изредка появляются они в виде кошек, лягушек или мелкими животными из породы грызунов. «Род крысы, хвист длинный, уха вгору, на лапах по пьяты пальчыкив, йе нёхти. Собака не займала». К «Русальчыному велыкодню» относятся и следующие рассказы: «Йшов дид на охоту, переходив болото. Русалки угналысь за дидом. Вин добиг до дуба, излиз, а воны й соби дерутся та хихочуть. Дид выстрелыв, вони тоди одбигли од дуба у копанку та й купаються; и купалысь до дванадцяты часив. Плигають и кажуть: «Ух, ух! соломьяный дух». Маленьки диты, швыдки, сыненьки або голубеньки» (от Д. Бугаевой, с. Литвяков).
«Спивають и такой: Не бый нога об ногу, Не сии борошна на дижу, Ух, ух! Мене маты нехрещену вродыла, На камени садыла». (от А. Гетмановой, м. Снетина)
«Пишлы дивчата на поле рвать квиток на Русальчын велыкдень. Прыйшла одна до балки, колы плыгають диткы-манюни. А вона помахала на другу нышком. Як прыбигла та друга та в крык, та в голос, та давай тикать. Прыбиглы додому, заболилы и вмерлы» (от Е. Павликовой, с. Литвяков).
«Ишла жинка у село, колы выходять чотыры русалки, маленьки, у червоних сорочках, в лодони плещуть:
Мене маты вродыла та в хрест не вводыла. Узяла жинка Соломину и усих перехрестыла» (от Н. Кедевой, с. Литвяков).
Подобный случай передается в овернской сказке: «На рассвете дети в белом окружили проезжего и требовали у него крещения.
Из всего сказаного следует, что русалки, не имея в природе своей ничего стихийного и двойственного, составляют лишь разновидность мертвецов.